Отец фараону. Роман. Глава 36. Дух прощения

Великолепные скакуны мчались во весь опор, вздымая на бегу бешеные клубы земли и песка. Горячее дыхание вырывалось из их ноздрей и учащалось с каждым мигом. Топот упругих копыт был слышен до самых пределов Великого моря.

Отчаянные всадники сидели в седлах длинногих красавцев, черной тучей надвигающихся на ничего не подозревающую мирную процессию. Кто-то повернул голову назад, услышав непривычный шум, и онемел от ужаса.

– Это за нами... – раздалось невнятное бормотание.

Лошади резко затормозили, и вперед выехал пожилой, седовласый всадник.

– Вас приказано задержать, – произнес управляющий не вполне уверенно, что дало членам процессии повод к протесту.

– В чем дело? – спросил Иуда.

– Это неслыханно! Невиданно! Просто вопиюще! – поддакнул Симеон.

– Вы не имеете права! – возмутился Рувим.

– В чем Вы нас теперь обвиняете? – задал новый вопрос Иуда.

Выждав, пока все угомонились, Иоханан четко произнес:

– В краже.

– Что??? – шквал бурных возражений и упреков обрушился на белую голову управляющего: – Да как Вы смеете? Как Вы можете? Кто Вам позволил? Это же подло: накормить, напоить, одарить, отпустить... а после обвинить! Какого класса этот Ваш правитель? – среди всеобщих возгласов больше всего слышался бас Симеона.

Оценив ситуацию, Иоханан перешел на решительный тон:

– Советую поостеречься с выражениями. Цафнаф-пенеах, правитель Египта, подозревает, что один из вас украл у него его излюбленную серебряную чашу. Он велел передать вам его слова: «Для чего вы заплатили злом за добро?»* Итак, будем признаваться или нет?

Иуда, уже давно придавленный тяжелым бременем ответственности, вышел вперед. Хотя он не чувствовал под собой ног от страха и сомнения, но все же старался изо всех сил прикрыть вверенных ему братьев.

– Мы – люди честные. Чужого нам не надо. Полагаю, что правитель уже успел в этом убедиться. Вот, серебро, найденное нам в отверствии мешков наших, мы обратно принесли тебе из земли Ханаанской: как же нам украсть из дома господина твоего серебро или золото?** У нас в Ханаане воровство карается смертью. Мы не приучены к дурному. Вероятнее всего, произошла ошибка. Неужели Вы подвергнете нас позору?

– Вам уже было сказано, что Бог ваш и Бог отца вашего дал вам клад в мешках ваших; серебро ваше дошло до меня.*** Но теперь другое дело... Если вы не желаете признаваться, то я, по приказу Цафнаф-пенеаха, вынужден буду вас обыскать, – ответил Иоханан непреклонным тоном, чтобы не выдать себя.

Лошади заржали, и неумолимые всадники, как по команде, перешли в наступление.

– Хорошо, делать нечего, – сдался Иуда, предчувствуя нутром, что настал день расплаты. – Обыскивайте, – прибавил он скорбно. – Но предупреждаю Вас и Вашего правителя, что вора среди нас нет.

Как раз в этом он совсем не был уверен. Однако из всех подозреваемых больше всего Иуда подозревал самого правителя.

Начался обыск с различных поклаж. Иоханан знал точно, где именно находилась чаша, ведь он сам положил ее туда накануне, но старательно создавал видимость тщательного осмотра. Ему было неимоверно тяжело, но он старался сосредоточиться на том, что выполнял приказ своего господина.

– Неужели Вы собираетесь высыпать все мое зерно на землю, чтобы убедиться, что Вашей злополучной чаши здесь нет? – вскипел Рувим, когда управляющий приблизился к его мешку.

– Прекрати, – шепнул ему Иуда. – Справедливости нам не добиться. Мы обречены.

Иоханан ничего не ответил Рувиму и развязал его мешок. Высыпать зерно было бесполезной тратой времени, сил и продукта. Он не стал этого делать, завязал мешок и приступил к мешку Симеона. Так он переходил от одного к другому, и каждый раз братья издавали единодушный вздох.

Между тем Иуда вдруг догадался, что чаша обнаружится именно в мешке Вениамина. Если правитель положил на него глаз, то ничего другого ожидать не приходилось.

В отверствии мешка Вениамина что-то блеснуло. Блеск был слабым, но он мгновенно ослепил бедных, растерянных и обездоленных сыновей Иакова.

– Вот, получайте! – победоносно прорекламировал Иоханан, и Иуда закрыл глаза.

Сперва, как принято, наступила немая сцена. Первым нарушил молчание Симеон:

– Ворюга! На погибель нашу мы тебя взяли! Змееныш! Смотрите, кого пригрели!

Никто еще толком ничего не успел сообразить, как Симеон уже набросился на обескураженного Вениамина с кулаками. К счастью, Рувим успел вовремя вступиться.

– Ты что это самоуправством занимаешься? – прокричал он в ухо Симеона, заломив ему руки за спину. – Надо же выяснить, разобраться...

Приближалась очередная потасовка.

Но Иуда приступил к ним, как власть имеющий и положил ладони им на плечи.

– Прекратите, друзья мои. Вы сами видите, что все это бесполезно.

Тайный смысл его слов тотчас дошел до всех без исключения братьев, и они тоже поняли обреченность своего положения.

Никогда еще они не попадали в столь скверную ситуацию. Впервые в жизни над ними нависла реальная угроза рабства, а возможно, и смерти.

Они возвращались той же дорогой. Но... Боже праведный! Как все изменилось! Яркий, солнечный свет, еще недавно так весело расточавший свои широкие лучи и приятно припекавший их истомленные переживаниями головы, превратился в тусклое, неприветливое сияние.

Тропа, по которой их мозолистые ноги в стертых сандалиях только что бодро топали прочь от враждебного царства, на обратном пути стала твердой и бугристой, и чинила препятствия на каждом шагу.

Аварис, неприступный город-крепость, серыми стенами возвышался впереди, как символ их мрачной судьбы.

В бессильной покорности никто из сыновей Иакова не произносил ни слова, но думали все об одном и том же.

Жестокая изобретательность египетского правителя стала для них заслуженным наказанием и высшей карой.

Когда Иосиф вновь встретился со своими братьями, то не заметил в них прежнего гонора. Они стояли, взирая на него, как на справедливого судью. Огонь гордыни погас в их глазах, его сменили смирение и раскаяние, вызванные усталостью сопротивляться внезапно обрушившимся на них ударам судьбы, а также признанием совершенных в прошлом преступлений.

Иосиф был рад создавшейся ситуации и с огромным трудом сдерживал чувства. Ему было сложно это объяснить, но он вдруг понял, что любит своих братьев. Его высокое положение не оказывало на него в этом смысле никакого влияния, ведь он достиг его, прожив будто несколько жизней, каждая из которых была во много раз тяжелее, чем у любого из них. Нет, он любил их не с высоты царского трона, с элегантной небрежностью снисходя к их нуждам, но как равный им и меньший среди них. Ведь он действительно был меньшим. И на все то, на что оказались способными они... Кто знает? Быть может и он оказался бы способен... будь он на их месте.

Он просто любил их, как брат и друг, без всяких условий. Просто любил.

– Как вы осмелились? Разве вы не знали, что такой человек, как я, конечно угадает, кто из его многочисленных гостей украл его излюбленную серебряную чашу? – гневно произнес Иосиф, хотя на самом деле ему хотелось сказать им что-нибудь ласковое.

Иуда сказал:

– Что нам сказать господину нашему? Что говорить? Чем оправдываться? Бог нашел неправду рабов твоих; вот, мы рабы господину нашему, и мы, и тот, в чьих руках нашлась чаша.

Иосифу понравилось их смелое предложение. Они добровольно отдавали себя ему в рабы, прекрасно зная, что обвинения против них были ложными. Это означало, что другой, более тяжелый грех не давал им покоя, бередил их души днем и ночью в течение многих лет, и теперь все происходящее с ними они воспринимали, как должное возмездие.

– Нет, я этого не сделаю, – сказал Иосиф, желая проверить, какое действие окажет на них неожиданный поворот. – Тот, в чьих руках нашлась чаша, будет мне рабом, а вы пойдете с миром к отцу вашему.

Их реакция была в точности такой, какую он ожидал. От услышанных слов они всполошились, и на их лицах изобразилось еще большее отчаяние. Им было легче всем стать рабами, чем предать такой участи младшего брата. Но ведь раньше они тоже сопротивлялись, не желая оставлять одного из них? Что переменилось? Ранее это была просто братская сплоченность, а теперь сознание того, что только один из них, самый сладший и к тому же, невиновный, должен будет понести их наказание.

Иуда нерешительно поднял руку.

– Что тебе угодно? – спросил Иосиф, предугадывая его просьбу.

– Господин мой, позволь рабу твоему сказать слово в уши господина моего, и не прогневайся на раба твоего; ибо ты то же, что фараон, – робко ответил Иуда.

– Подойди.

Иуда почтительно приблизился к Иосифу, все естество которого всколыхнулось и затрепетало. Он с трудом сохранял спокойствие. Когда Иуда пересказывал ему трогательную историю их возвращения в Ханаан без Симеона, оставшегося в заложниках до прихода Вениамина, их беседы с отцом, его скорбь по пропавшим сыновьям, Иосифу и Симеону, его протест против ухода Вениамина, сердце Иосифа разрывалось на части. Он как будто переживал все наяву. Но когда Иуда мужественно заявил, что предлагает в рабы себя...

– Притом я, раб твой, взялся отвечать за отрока отцу моему, сказав: «если я не приведу его к тебе, то останусь я виновным пред отцом моим во все дни жизни». Итак пусть я, раб твой, вместо отрока останусь рабом у господина моего; а отрок пусть идет с братьями своими.****

С этими словами упала последняя капля выдержки Иосифа. Он почувствовал, что если сейчас не откроется своим братьям, то умрет, сгорит, как щепка в костре. Каждая клеточка его организма была крайне напряжена. Он тихо, со вздохами, застонал. Потом метнул пламенный взгляд на слуг, стоявших вокруг.

– Удалитесь все немедленно!!! – закричал он что было силы.

Слуги, зная только его кроткий нрав и вежливое обращение, с перепугу юркнули кто куда.

Братьями тоже овладел сильный испуг, невзирая на то, что они были готовы к самому худшему. Поведение правителя было до того непредсказуемым, странным и подозрительным, что, при его известной жестокости, можно было распрощаться с жизнью.

– Может быть, Вы нам тоже велите уйти? – боязливо отступая, пролепетал Иуда.

– Нет, все вы останетесь!!! – крикнул Иосиф так громко, что содрогнулись стены.

В доме фараона тоже услышали его крик. Беон, уже введенный в курс дела, отставил в сторону золотой кубок, из которого пил, и сосредоточенно сказал: «Да поможет тебе твой Бог, мой любимый министр». И продолжил трапезу.

Асенефа прилипла к дырочке, проделанной в стене кабинета мужа, и не собиралась отходить от нее до самого конца.

Иосиф тяжело зарыдал и, сорвав с головы белую накидку вместе с золотым обручем, неистово швырнул ее на мраморный пол. Потом, скинув с шеи золотые цепи и кулоны, бросил их туда же. Упав, они издали болезненный звон.

Сыновья Иакова пребывали в полном непонимании происходящего, начиная однако подумывать, что вероятно, правитель был не в себе или что его одолел редкий недуг.

Вот так, без изысканных убранств и отличий своего высокого положения, Иосиф подошел к своим братьям, и они увидели на его лице печать глубокого страдания. От этого они обескуражились еще больше и уже не знали, что и думать. Для них он был могущественным чужеземным властелином, и даже на близком расстоянии они не замечали в нем никакого родственного сходства. Да разве и можно было помыслить такое?!!

– Я Иосиф, жив ли еще отец мой? – прозвучало под сводами гостиной.

Услышав из уст правителя имя, которое стало для них символом их отравленной жизни, они переглянулись. Иосиф произнес эту фразу очень медленно, на ханаанском диалекте, а они даже не дали себе в этом отчета. У них отпечаталось только одно слово: «Иосиф».

Тем не менее после этого Иосиф почувствовал, что вновь обретает силы, уверенность и спокойствие. Вторая фраза ему далась намного легче:

– Я Иосиф, брат ваш, которого вы продали в Египет.

Братья, не мигая, уставились ему в лицо, силясь сопоставить египетского правителя, стоящего перед ними, с их несчастным братом. Сопоставление выходило не вполне удачным.

– По возрасту подходит... Мама родная... – шепнул Симеон Левию.

– Да что ты, с ума сошел? – откликнулся тот. – Ведь если только допустить, что это он, тогда всем нам – конец.

– Этот факт проливает свет на его странное поведение с нами... – прошевелил губами Рувим, но его никто не услышал.

– Если это правда, то представляю, что он собирается с нами сделать, – больше подумал, чем сказал Иссахар. – И уже ничего нельзя ни изменить, ни вернуть...

– Что все это означает? – тихо произнес Вениамин.

– Это он. Это Иосиф, – заключил Иуда. – Но... как??? Каким образом???

– Это долго рассказывать, – ответил Иосиф. – А сейчас... Не бойтесь, подойдите ко мне!

Он протянул вперед руки, как бы собираясь обнять их. Но они были до того смущены и напуганы, что даже не пошелохнулись. Тогда Иосиф опустил руки и сказал:

– Я Иосиф, брат ваш, которого вы продали в Египет. Но теперь не печальтесь, и не жалейте о том, что вы продали меня сюда; потому что Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни. Ибо теперь два года голода на земле: еще пять лет, в которые ни орать, ни жать не будут. Бог послал меня перед вами, чтобы оставить вас на земле и сохранить вашу жизнь великим избавлением. Итак, не вы послали меня сюда, но Бог, который и поставил меня отцом фараону и господином во всем доме его, и владыкою во всей земле Египетской. Идите скорее к отцу моему и скажите ему: так говорит сын твой Иосиф: «Бог поставил меня господином над всем Египтом; прийди ко мне, не медли. Ты будешь жить в земле Гесем; и будешь близ меня, ты, и сыны твои, и сыны сынов твоих, и мелкий и крупный скот твой, и все твое. И прокормлю тебя там, ибо голод будет еще пять лет; чтобы не обнищал ты, и дом твой, и все твое». И вот, очи ваши и очи брата моего Вениамина видят, что это мои уста говорят с вами. Скажите же отцу моему о всей славе моей в Египте и о всем, что вы видели; и приведите скорее отца моего сюда.***** А сейчас... Не бойтесь, подойдите ко мне, и обнимем друг друга!

Иосиф сделал шаг им навстречу и снова протянул руки. Тогда и его братья, еще слабо соображая, окружили его в едином порыве. Он обнимал их каждого в отдельности, не сдерживая слез. Сперва Рувима, потом Симеона, Левия, Иуду... Громкий плач глушил слова. Когда дошла очередь до Вениамина, то Иосиф долго не хотел выпускать его из объятий и рыдал у него на шее.

В этот день в одном и том же зале одновременно плакали двенадцать мужчин. И одна женщина, неотступно наблюдавшая за ними через маленькое отверстие в стене.

* Бытие 44:4.

** Бытие 44:8.

*** Бытие 43:23.

**** Бытие 44:15-18,32,33.

***** Бытие 45:3-13.

Отец фараону. Роман. Глава 36. Дух прощенияПроза

Отец фараону. Роман. Глава 36. Дух прощения

Отец фараону. Роман. Глава 36. Дух прощения
Проза